Читать книгу "Змеи. Гнев божий  - Ольга Миклашевская"

– Ноль.

– Что же это значит?

– Ну, ноль – это хаос, – разводит руками Кристина. – Значит, вы идете неверной дорогой. Может относиться к чему угодно: что вас сегодня собьет машина или что вам пора бросить курить…

– Спасибо, Кристина. Можешь садиться. Мы с вами поближе познакомимся, когда будет чуть больше времени, а пока давайте остановимся на краткой презентации. Вас много, а время, как Кристина прекрасно знает, остановить невозможно, даже если очень сильно молить об этом отца.

Другие дети умудряются удивить готового практически ко всему Глеба. Сынишка Хорса, бога солнца, наглядно демонстрирует всему классу, как ловко управляется с электричеством. Искусственное солнышко в мгновение ока вспыхивает в лампочках и тут же гаснет по желанию своего повелителя.

Или Яша Цаплин – сын Матери Сырой Земли, сводный брат Кощея. В помещении показывать свою силу не может, но одни рассказы о том, как он способен одним движением руки перевернуть землю на десятки метров вокруг, внушают трепет.

Эти дети не просто особенные, как Глеб думал до этого. Они уникальные. В их руках такие силы, о которых некоторые не-люди могут только мечтать. И в то же время в них сохраняется невероятно много человечного: чувства, эмоции и, наконец, абсолютная свобода от воли своих необычных родителей. Те не участвуют в их воспитании, не ограничивают правилами и наказами. Они просто делают вид, что этих детей не существует, и возможно, в каком-то смысле так даже лучше для всех.

К концу урока Глеб почти запоминает всех по имени, но это бесполезно, потому что следом его ждут семиклассники и девятиклассники, после которых лица в голове окончательно перемешиваются с именами и после рабочего дня тонут в граненом стакане с вином.

– Я знаешь чего не понимаю? – спрашивает Глеб у Зефира вечером, после ужина в общей столовой.

Он с молодым преподавателем сидит у него в комнате, на полу, как и в первый день их знакомства, и они пьют дешевое вино с бледной этикеткой.

– Ммм?.. – Зефир никак не может оторваться от своего стакана.

Глеб расслабленно прислонился к кровати, стянул с себя ненавистную рубашку и пытается представить, что лежит в джакузи. Глаза томно прикрыты; даже вино он пока не пьет – наслаждается тонким ароматом напитка, который, вполне возможно, молдаване в подвале разбавили водопроводной водой.

– Почему они не могут ходить в обычную школу, с другими детьми? Зачем им этот пансион с такими же полумонстрами, как они сами? С виду вполне себе смышленые ребята.

– Ну ты даешь, – фыркает Зефир, – а еще адаптацию преподаешь. Как тебя такого сюда вообще взя…

Осознав, что болтает что-то не то, географ умолкает на полуслове, но Глеб вроде бы не замечает справедливого упрека или же полностью с ним согласен.

Зефир терпеливо объясняет:

– С виду-то они почти все нормальные, только понятие нормальности, Глебушка, у каждого свое. Для кого-то иметь копытца вместо ног и видеть вещие сны – нормально, для других это – у-у-у! мистика! потусторонние силы! На самом же деле мы с тобой прекрасно понимаем, что масло с водой, как ни старайся, до конца не смешаешь. Вот ты – наполовину человек? – К счастью, он это не утверждает – спрашивает.

Глеб кивает.

– А я – полностью не-человек, – продолжает значительно повеселевший Зефир, – но по факту получается, что находимся в одинаковом положении. Чужие среди своих, свои среди чужих.

– Ты давно не был… там?.. – Глеб не знает, как правильно спросить.

– В Беловодье? Не, я не тамошний. К родичам иногда залетаю, но это бывает раз в пять сотен лет. Я был рожден, чтобы жить среди людей, в физическом облике или бестелесном. Сейчас вот захотелось, так сказать, стать поближе к народу.

Видел Глеб сегодня, насколько этот малец «близок к народу». В столовке он сел рядом с Глебом, у самой стенки, и шарахался от любого звука. Когда бежавший мимо ребенок чуть было не задел его сумкой, учитель географии едва не подавился ложкой от страха, но быстро взял себя в руки, когда осознал, что ему ничего не угрожает.

Обычно алкоголь располагает Глеба к самосожалению, а не разговорам, но в этот вечер ему впервые хочется поделиться своей историей с тем, кто его понимает.

– А я помню только мать. Она умерла в том году, сердце слабое, – торопливо добавляет он, видя, что собеседник пытается задать вопрос. – Про отца никогда не говорила, но там с самого начала было ясно, что он не обычный урод, сбежавший от своей жены. Ну а братец у меня вполне среднестатистический. Живет нормальной жизнью, у него своя адвокатская контора.

– А что с девчонкой?

– Ренатка? – Глеб хмурится. – Да там ничего интересного.

Смотрит в сторону Зефира и понимает, что того окончательно унесло в страну неги и удовольствий. Пепельные кудри разметались по сиденью стула, к которому он прислоняется, сидя на полу; веки опущены, на приоткрытых губах застыл молчаливый стон наслаждения.

– Она мне нравится, – наконец выдыхает Зефир, и Глеб замирает с недонесенным до рта стаканом.

– Чего-о? Ты вообще знаешь, сколько девчонке лет? И вообще…

– Остынь-остынь, не кипятись, – смеется блондин. – Я не в этом смысле. Говорю, хорошая девчонка. Что-то в ней есть особенное, понимаешь? Ничего сверхчеловеческого, и в то же время в тот самый обычный социум она тоже не вписывается. Тебе так не кажется?

– Из-за того, кто я?

– Из-за того, кто ты.

Так всегда. Слово за слово, сплетни, обсуждения, и вино непременно приводит тебя к самому личному, потаенному, тому, что ты прятал у себя под кожей много лет, оберегая, будто сокровище, тогда как на самом деле это всего лишь мгла. В этом, собственно, и прелесть плохих воспоминаний: с каждым последующим предыдущие превращаются просто в прошлое, которое нельзя ни изменить, ни даже потрогать.

До этого он никому постороннему не рассказывал про змей, но сейчас секрет близок к тому, чтобы сорваться с языка, как никогда раньше. Еще чуть-чуть – и он спрыгнет прямиком в объятья этого привлекательного малознакомого не-человека.

В тот момент, когда Глеб уже раскрывает рот, чтобы поведать свою страшную тайну, кораллового цвета змейка с черным ободком на шее сигает прямо на него, раскрыв практически беззубый рот с двумя тоненькими, как иголочки, клыками. Глеб лениво отмахивается.

– Чего такое? – Зефир недостаточно пьян, чтобы полностью забыть о присутствии товарища, но недостаточно трезв, чтобы здраво оценить происходящее.

Глеб кривится и залпом выпивает все оставшееся в стакане вино.

– Ничего, – нечетко отвечает он, потому что язык припух и, кажется, занимает всю полость рта. – Слушай, у тебя, это, сигаретки не найдется?

Зефир мотает головой.

– Не-а. Я не курю: для легких вредно. – И поднимает свою емкость с алкоголем в немом тосте.